3 Весна в белой пустыне (2)

Часа через два, когда первые проголодавшиеся овцы поднялись, и выйдя на край еще лежавшей отары, начали пастись, я проиграл на магнитофоне записанные еще раньше крики ягнят. Что за шум, какую тревогу вызвал мой опыт! Матери тотчас повскакали с мест, осматривались, обнюхивали своих малышей. Не все нашли их рядом, и тогда началась суматоха. Громко «авкали» ягнята. Стоило одному начать сосать, как к его матери с другого бока пристраивался чужак, сзади к вымени просовывался третий, пока беспокойная овца, перешагнув через слишком назойливых сосунов, не отбегала в сторону.

Манты с Мурадом затеяли селтимек — сортировку. Собрав в стороне десяток пар «овца — малыш», они стали присоединять к ним тех матерей, что уже нашли своих ягнят. Вскоре эта группа выросла, овцы в ней вели себя спокойно, тихо паслись. А в оставшейся части отары царили неразбериха и крик: многие овцы хотели бы перебежать в спокойную половину, но Манты преграждал им путь таяком, ждал, пока найдут своего малыша.

В конце концов, только десяток овец не смогли найти своих ягнят. Двух-трех Манты и Мурад поманили и, посоветовавшись, определили их ягнят, заново познакомили эти пары и отправили их пастись. Но некоторые овцы наотрез отказались принять малышей. Чабанов это огорчило—предстояли лишние хлопоты, а мне обещало дополнительные наблюдения.

Двух овец поймали и удерживали, пока ягнята их сосали. Потом отпустили в отару. Еще одна овца неистово сопротивлялась, пришлось ее повалить, чтобы малыш, по предположению чабанов — ее сын, мог поесть. Бедняга все время терял сосок —видно, не привык сосать лежащую мать, приходилось направлять его голову руками.

Вдруг из основной отары, уже разошедшейся по краю озерка, прибежал довольно крупный ягненок, с ходу ринулся к поваленной нами овце.

— Какой умный, не забыл,— смеялся Мурад — Когда без мамы был, все время его так кормили — повалим овцу и даем сосать.

Я вызвался подежурить в «детском саду», и Манты, пожевав губами, решил тоже остаться у озерка. Мне кажется, Манты и не понимал цели моего приезда, и не доверял мне, опасался за своих овец. Как и другие чабаны, он знал примерный круг вопросов, обычно волнующих научных работников,— изучение пастбищ, породных свойств овец, их болезней. Поведением овец, методами работы чабанов до меня здесь не занимались.

Мурад отправился пасти отару. Перед этим мы поймали пять овец и, связав ноги, положили рядком. Предстояло напомнить им родительские обязанности. Для того чтобы поймать их, пришлось вновь собрать отару у озерка. Только в гуще животных можно было близко подойти к нужной овце так, чтобы одним рывком поймать и схватить за заднюю ногу.

Я стал помогать Манты приучать овец к их ягнятам. Мы ослабили веревки так, чтобы матери встали на но­ги, делали маленькие шажки, однако ни ударить, ни удрать от ягнят не могли. Ягнята вели себя очень активно. Не обращая внимания на беспокойство своей матери, они вновь и вновь просовывали мордочку к вымени, сильно толкали мать в живот, массируя вымя, требуя, таким образом, молока.

На другой день мы развязали овец, и они увели за собой ягнят, тревожно оглядываясь, не отстают ли те. Материнская привязанность восстановилась.

Хотя ягнят теперь рождалось немного — два-три в день, мне вполне хватало работы. Надо было подкарау­лить момент ягнения, чтобы наблюдать за малышом с первых секунд его жизни. Чабаны помогали мне, подсказывали, какая из овец готовится к родам. Заметив мое особое внимание, будущие матери пробовали уйти подальше, остаться в одиночестве. Мне приходилось быть осторожным, наблюдать в бинокль. Но когда наступали предродовые схватки, овца делалась более безразличной. С появлением малыша на свет ей вовсе становилось не до меня. Можно было спокойно сидеть в сторонке, наблюдать, фотографировать.

С момента рождения ягненка овца непрерывно час-полтора блеяла. Она словно вдалбливала в его память свой голос. А ягненок отвечал редко, когда мать случайно толкала его ногой или беспокоила носом.

Ягнята на диво быстро крепли, вставали на ноги, начинали ходить вокруг матери, искать вымя. Как видно,     они с рождения были голодны, пробовали сосать тра­винки, шерсть матери. Мне казалось особой загадкой, как малыш без чьей-либо помощи находит вымя матери. Он представлялся маленькой живой машинкой, наделенной несколькими врожденными навыками. Он сосет все, что ни оказывалось у рта, впрочем, быстро запоминая, что камни, травинки сосать бесполезно. Да они и не очень привлекали его — холодные, неподвижные. То ли дело мои руки, лицо. Ягненок с большой живостью тыкался в мою щеку, когда я наклонялся. Другой навык, о котором я уже знал со слов других исследователей, это поднимание головы при затемнении сверху. И наконец, ягненок все время стремился к матери — большой и теплой, все время находившейся рядом. Он, конечно, не мог еще отличить мать от другой овцы или даже человека, охотно бежал к любому, кто оказывался поблизости.