Состояние беспомощности
В мемуарах о Великой Отечественной Войне повторяются сведения, что бегство российских солдат нередко провоцировалось криками: «Танки!» или «Автоматчики прорвались!». Люди ощущали свою беспомощность и бежали с поля боя. С поля боя чаще бежали солдаты, до того незнакомые с танковой атакой.
— Вот ты вышел спозаранку,
Глянул — в пот тебя и в дрожь;
Прут немецких тыща танков…
— Тыща танков? Ну, брат, врёшь…
— А с чего мне врать, дружище?
Рассуди — какой расчёт?
— Но зачем же сразу — тыща?
— Хорошо. Пускай пятьсот,
— Ну, пятьсот. Скажи по чести,
Не пугай, как старых баб.
— Ладно. Что там триста, двести —
Повстречай один хотя б…
— Что ж, в газетке лозунг точен:
Не беги в кусты да в хлеб.
Танк — он с виду грозен очень,
А на деле глух и слеп.
— То-то слеп. Лежишь в канаве,
А на сердце маята:
Вдруг как сослепу задавит, —
Ведь не видит ни черта.[37]
По Гранину Эмоциональное состояние солдата определяется предчувствием неминуемой смерти или знанием, что исход еще не определен, есть шансы выжить и т.д.
Беспощадное истребление всех встреченных нередко использовалось захватчиками, чтобы надолго посеять страх в покоренных странах, создать миф о собственной неуязвимости. Таково было отношение в России к «татарам» во времена татаро-монгольского нашествия (Ян, 2007)[38], у немцев к «партизанам». Привычка к тому, что враг побежит, не окажет сопротивления, известна по поведению немецкий передовых отрядов мотоциклистов, врывавшихся в массы советских солдат, скопившихся у переправ.
