К МОРЮ часть 2
Хотя след стада был хорошо заметен, мы часто плутали. Чтобы получше накормить оленей, пастухи широко распускали табун по тундре, разделив на части, гнали его сразу по нескольким параллельным речкам. Иногда нам казалось, что следы оленей всюду, во все стороны тянулись по тундре красноватые полосы. Наш проводник давно не бывал в этих местах, поэтому много времени приходилось тратить на поиски бродов через речки. Казалось, пути под непрерывным дождем не будет конца. Идти мокрым, спать мокрым, чинить раскисшую упряжь, вытаскивать Тундру и вьюки из грязи — это было нашим бытом в течение семи дней. К тому же постоянно перед лицом маячила сетка тюля, нельзя было ни на минуту обнажиться. Чтобы ненадолго отдохнуть от комаров, разжигали костер и прятались в его спасительном дыму.
Проводя дни в серой, туманной от дождя и гнуса тундре, легко было понять любовь пастухов к ярким украшениям. Красные бусинки бисера на спине у Тынетыгина, которая целыми днями маячила впереди, чуть-чуть скрашивали жизнь, напоминали о солнце и о ярких, нетундровых цветах.
Валя была очень терпелива. Ни дождь, ни комары, казалось, не отбивали у нее охоты поднимать по дороге камни. Профессиональный интерес геолога брал • свое. Но на седьмой день, когда мы вышли на реку Пылгу и на противоположном ее берегу забелели палатки пастухов, она вдруг сдала. Нам оставалось лишь пересечь многочисленные протоки Пылги. По ее главному руслу уже спускался на резиновой лодке кто-то из пастухов. Бредя по пояс в воде, когда оставалось только терпеть холод и пробиваться вперед, я вдруг услышал:
— Другие мужья везут жен на курорт. А ты… Ты нарочно хочешь, чтобы я простудилась.
Более несвоевременного выяснения отношений трудно было и придумать. Я молчал. Наконец открылось главное русло. Приплыл Тайнав. Мы усадили в лодку Валю. Следующим рейсом переправили груз. С того берега громким ржаньем звал нашу Тундру черный жеребец, приписанный к бригаде Долганского, и она тотчас, без понукания пошла в воду, поплыла на ту сторону. Еще совсем немного, минут пятнадцать, оставалось нам потерпеть. Наконец мы подошли к палаткам. Надя — дочь Долганского, сменившая Чилькина и работавшая теперь пастухом-учетчиком,— увела Валю в свою палатку и там переодела во все свое, сухое. Мужчины поделились одеждой со мной и Мишей. В большой палатке у столика с горячим мясом жизнь снова казалась прекрасной.
Можно только удивляться тому, как уютно в пастушеских бригадах. Здесь стоит большая палатка, сухо, заранее заготовлены дрова, сварена еда, есть навес, где сушится одежда. Казалось бы, совсем немного удобств, и все же они резко отличают жизнь «в тундре» и «дома».
Словно специально к нашему приходу выглянуло солнце, погода стала налаживаться, все вокруг преобразилось: река стала голубой, тундра украсилась цветами, ветерок отогнал комаров. С утра я ушел с табуном, а Иван Петрович взял девушек с собой на рыбалку. Вечером он не без самодовольства слушал Валины восторги. Долганский колол красную рыбу мариком (острый крюк, привязанный за конец к шесту). Острие марика направлено вперед, а другой конец заткнут за кольцо на шесте. Вонзившись в рыбу, марик одновременно выскакивает из-под кольца, и рыбка повисает на ремешке. Изобретение это хитроумное и очень удобное. Пастух носит с собой лишь легкий крючок. Шест вырубает на месте. Там же на берегу Долганский подсаливал для своих спутниц красную икру, дал Вале попробовать хрящ с головы чавычи. В общем это были настоящие камчатские радости.
Табун пасли в две смены: дневную и вечернюю. Большей частью я ходил с дневными дежурными — Мулювье и Аписом. Летний выпас был мне пока мало знаком. Надо было начинать с азов. Мулювье слыл у нас очень опытным пастухом-нагульщиком. Умение кормить оленей летом считается наиболее сложным в пастушеской профессии. Олени прибавляют в весе, накапливают запас белков и витаминов всего за три месяца — июль, август и сентябрь. И пастух должен максимально способствовать этому. Я уже говорил о приеме «зеленого конвейера» — кочевке в более прохладные районы, с тем чтобы продлить питание молодой зеленью. Кроме того, пастух старается как можно более рационально использовать время. Олени должны или есть, или отдыхать. Все сборы стада, перестроения вредны, нужно тратить на них как можно меньше времени. Между тем без них трудно обойтись. В стаде летом две с половиной — три тысячи оленей, прибавились телята. Такую махину нелегко стронуть с места, повернуть, остановить.
Мулювье управлял стадом виртуозно. Я уже знал, что управлению поддаются далеко не все олени, что пастух ориентируется в основном на старых важенок.
Но среди густых кустарников, в чересполосице ручьев, болот и холмов не так-то легко было определить, где передняя, где задняя часть табуна, в какой точке должен оказаться человек, чтобы поворот прошел плавно, без сумятицы. Необходимо было знать эти места, использовать лучшие участки пастбищ, обходить опасные — там, где олени могли повредить себе копыта.
Однажды утром я предложил Вале отправиться со мной в горы. Подниматься предстояло по крутому склону, сильно заросшему кедровым стлаником. Но иного пути не было — река текла в узком каньоне. Сначала мы карабкались довольно резво, потом стали все чаще отдыхать. Иногда не было другого выхода, как лезть по стволам стланика, словно по лестнице,— настолько густы были заросли. Оказавшись на небольшой прогалине, мы каждый раз смотрели вниз, искали наши палатки на берегу реки. К сожалению, удалялись от них мы слишком медленно. На полянах среди стланика, видимо, никогда не паслись олени, и ягель здесь был удивительно пушист и высок — ноги тонули в нем.
На одной из прогалин я вдруг заметил бурундука. Полосатый зверек совсем не боялся нас и, казалось, хотел получше рассмотреть: сновал по кривым стволам «кедрача», окружавшим маленькую полянку со всех сторон. Бурундука можно встретить лишь на самом севере Камчатки. Зверек проникает сюда из Сибири и, кто знает, может быть, сумеет расселиться дальше на юг, по всему полуострову. Встреча с бурундуком вдруг напомнила мне об интересе зоогеографов к Камчатскому перешейку, большая часть территории которого принадлежит нашему совхозу. Звери, населяющие его, мало изучены. Между тем некоторые из них — бурундук, рысь, лось, белка — еще только начинают свое «наступление» на Камчатку. Я встречал их на перешейке и убеждался, что белка и бурундук уже вполне прижились в зарослях кедрового стланика, рыси, питаясь многочисленными в наших местах зайцами, начали приживаться в лентах тополевых лесов вдоль рек. А лось, песец, белый медведь остаются пока редкими гостями.
Крутой подъем был нескончаем. И вдруг мы достигли открытого плато, на котором местами еще белели снежные поля. Оказалось, что вокруг лагеря были не горы, а довольно плоская равнина, пересеченная глубокими каньонами. По одному из них пастухи и направляли стадо к морю. Внизу, у реки, откуда мы начали путь, было тепло, много цветов, а на плато — холодно, много нерастаявших пятен снега.
На ровном месте мы старались идти быстрее. Валя не всегда поспевала за мной, а пересекая одну из глубоких ложбин, и вовсе отстала. Впереди был скалистый хребет. Вдруг испуганный крик заставил меня остановиться. Вали не было видно, и я побежал ей навстречу. Стук камней, гулко раздававшийся откуда-то из ущелья, еще сильнее обеспокоил меня. Наконец Валя появилась из-за перегиба склона, и тотчас я увидел догонявших ее двух светлых зверей. Не сразу я понял, что за Валей по пятам с громким мэканьем следовали два барашка. Наверное, они приняли карабкавшегося вверх человека за мать. То ли от того, что нас стало двое, то ли моя фигура показалась им опасной, но бараны остановились метрах в пятидесяти, громко кричали и ближе не шли. Оглядываясь, мы еще долго видели две сиротливые фигурки. Где-то здесь их кормила в последний раз мать, и они терпеливо ждали ее.
Других снежных баранов в тот день нам увидеть не удалось. Побродив еще часа два по плато, мы вернулись в лагерь. В сгущавшихся сумерках спуск вниз был очень труден, и, оказавшись наконец на ровном месте, мы еле добрели до палаток.
Рассказ о барашках вызвал немало шуток. Никто не думал, что нам еще предстоит с ними встретиться. На следующий день барашки забрели в табун и сильно напугали оленей. Отогнать их оказалось нелегко. Видимо, желание найти мать или хотя бы других баранов было у них так велико, что они принимали оленей и даже людей за «своих».
Около двух недель я исправно ходил с табуном. Приходилось и лечить заболевших оленей, и проводить опрыскивание стада хлорофосом от оводов. Время шло быстро. Короткий отдых ночью и снова длинный день в стаде. Валя тоже не скучала, помогала во время кочевки и в лагере. Но в середине июля пришла пора ее отъезда. Мы находились уже неподалеку от моря. Долганский вызвался помочь мне посадить Валю на какой-нибудь рыбацкий сейнер. По словам Ивана Петровича, их часто можно увидеть неподалеку от берега.
Втроем мы отправились к бухте Сомнения. День был солнечный и ветреный — самая приятная погода на Севере. Ветер отгонял комаров, заставляя держаться их у земли, в траве. И тропа была в общем-то неплоха, и открывшаяся с пригорка бухта очень красива. Но предстоящее расставание занимало наши мысли. Молчал и Долганский. За прошедшие недели старик привык к Вале, поверил в ее «походные» навыки и предлагал еще пожить в бригаде.
Примерно в километре от берега на якоре стояли два небольших сейнера. Я не знал, как Долганский собирается вызвать рыбаков. Вряд ли они могли услышать наши крики. Иван Петрович разжег костер и принялся готовить в котелке чай.
— Сейчас сами приедут,— пояснил он.— Привыкли летом покупать у нас мясо.
Действительно, вскоре на палубе сейнеров началось оживление. С одного из них спустили шлюпку, застучал мотор. Подойти к берегу вплотную рыбакам не удалось — было слишком мелко. Пятеро бородатых мужчин — все в высоких сапогах, ярко-желтых клеенчатых костюмах — спрыгнули в воду и пошли к нам, а моторист на шлюпке вернулся к сейнерам.
Любопытную картину представляла наша компания у костра: мы с Долганским в пастушеской одежде, канареечно-желтые рыбаки, Валя в зеленой штормовке. Ребята охотно согласились доставить Валю в Усть-Пахачи, откуда можно было улететь. Они как раз отправлялись туда — сдавать улов и заправляться горючим. Договорились также о дне встречи, чтобы дать им свежего мяса.
Подняв на копье рубашку, вызвали шлюпку. Я перенес Валю через мелководье. Затарахтел мотор. И вскоре уже трудно было различить сидевших в лодке людей.
